Уроки шахтёрского пикета на Горбатом мосту - 98г.
Делегация Самарского Рабочего Совета-стачкома в пикете с горняками простояла, практически, весь срок, поэтому имеет полное право говорить о нём, как считает нужным. Разговор будет не простой.
Да, начиналось и выглядело всё грандиозно: Москва, Красная Пресня, Дом правительства – центр столицы, России, Вселенной!…. И здесь, на этом месте, на виду у всей страны, всего мира герои-шахтёры призывают под свои знамёна всех ограбленных и угнетённых. Дело неслыханное! Так продолжалось без мала четыре месяца и со стороны, действительно, представляло собой яркое, мало, с чем сравнимое явление….
Но всё, в конечном счёте, оказалось лишь красивым внешним фасадом, за которым с самого начала угнездилась и процветала редкостная мерзость, как классово-политическая, так и человеческая. Вот письмо рядового шахтёра Юрия Бармина, который с делегацией бассейна "Челябинскуголь" сам почти два месяца провёл на пикете:
"В том, что Сергеев и исполком НПГ (Независимый профсоюз горняков) превратили всех шахтёров в говнюков, с вами (самарцами) согласен. Нашей первичке тяжко сознавать, как всё это дело, благодаря профбоссам, профлидерам, курвилось и в итоге скурвилось. Но теперь и мы знаем, от кого можно ожидать удара в спину…."
Главной причиной провала Горбатого моста явилось предательство руководства НПГ – предательство спланированное, подлейшее.
Но по порядку.
Главным требованием шахтёров было вернуть громадные долги по зарплате. Мы же прибыли в Москву с иными задачами:
1. Заставить во всю мощь звучать рабочие лозунги:
Вся власть Стачкомам!
Да здравствует революция!
2. Повести широкий разговор о рабочей Партии, благо, в пикете был исключительно свой брат-рабочий.
3. Создать Всероссийский стачком (ВСК).
Горбатый мост предоставлял для этого уникальную возможность: громадную (на всю страну!) трибуну и одновременно непрерывное, в течение нескольких месяцев, собрание рабочих организаций со всех концов страны, – а за лето их там перебывали десятки. По регионам от Сахалина до Калининграда всё лето не прекращались забастовки, шла рельсовая война. Горбатый мост мог сыграть решающую, переломную роль в рабочем движении, в судьбе всей России…
Не сыграл.
Лозунги звучали, но не в ту силу, что требовалось. Разговор о партии из-за острой аллергии у рабочих на само слово “партия” шёл не широко и только со своими сторонниками. Всероссийский Стачком создали, но никому, кроме нас самих, непонятно какой. К сожалению, Пикет в том своём виде отработать по максимуму категорически не позволял. Московская эпопея оказалась для нас 905-м годом. 1917-й было просто не вытянуть.
Вот какой жёсткий порядок существовал на момент нашего приезда:
Каждый вечер штаб пикета: это – Председатель НПГ России А.Сергеев, исполком НПГ, Председатель НПГ Коми В.Семёнов (старший пикета), комендант лагеря, начальник службы безопасности, старшие от шахт и делегаций других городов. Рядовые пикетчики не допускались – всё решалось кулуарно за спиной рабочих. Так продолжалось до августа, пока мы вместе с нашими сторонниками этот порядок ни поломали. Дальше на штаб мог придти уже любой.
Сознательно поддерживалась полная изоляция, отрубленность от внешнего мира. Сергеев с Семёновым весь срок упорно лишали пикет телефона, радио, телевидения, хотя сами владели самой современной оргтехникой. Первые недели мы и новости узнавали от москвичей, благодаря им к середине срока в нескольких палатках появились старенькие радио и телеприёмники. К концу срока у Горбатого моста были уже сотни преданных друзей-москвичей и десятки журналистов, в том числе и зарубежных.
Контакт рядовых пикетчиков со СМИ старательно пресекался, объявлялись даже недельные карантины на доступ в лагерь журналистов, – за этим ревностно следило начальство пикета и милиция. Цель одна: не дать постороннему взгляду проникнуть внутрь жизни пикета.
За весь срок не было ни одного общего собрания. Ни одного! Хотя жили, спали буквально бок о бок. Руководство НПГ боялось, что может пойти крупный разговор и боялось не без оснований. Было несколько попыток поднять восстание, но попыток стихийных, неподготовленных, рождённых резким возмущением одного-двух шахтёров. Понятно, что такие отчаянные выступления заканчивались поражением бунтарей и скорым после этого изгнанием их из Москвы. Происходило это так.
Кроме титулованных предателей существовала ещё неформальная, но слаженно действующая команда из подпевал и шестёрок – каждый из них рубаха-парень, работяга без подмесу. Задача же их была такая: наушничать, провоцировать и первыми драть глотку, “отстаивая” дисциплину и святую шахтёрскую идею. Одних они ловили на неосторожном слове, придирались, других подпаивали, провоцировали…, и через неделю на штабе рассматривались персональные дела неугодных. Через эти жернова пытались пропустить и нас. Не вышло. Чувствуя в нас своих, рядовые шахтёры всякий раз предупреждали самарцев о готовящихся провокациях.
На всех это действовало угнетающе. Мужики пили. А спаивали их “друзья” рабочих (предприниматели, политики, депутаты), поставлявшие водку на пикет ящиками. Понятно, тайком и надёжным людям. Хозяином подпольного шинка был сам В.Потишный, у него водилась и “травка”. Владея такими средствами влияния на людей, с ними можно проделывать многое.
Чем занимался Потишный с подручными, Сергеев с Семёновым знали, но им не мешали, хотя и являлись конкурирующими группировками: и тем, и другим одинаково нужно было держать пикет в разобранном, бездейственном состоянии.
А дела вокруг пикета разыгрывались нешуточные. Большой уголь – это большие деньги. Очень большие. Через уголь – энергетика, металлургия, химия…. Кто оседлает бастующих шахтёров, тот влияет на всё это. К тому времени уже надвигался дефолт, шаталось правительство Кириенко, а массовые забастовки в такое время – это ещё и политика! Как навозные мухи над сахаром, кружились над пикетом зюгановы, анпиловы, илюхины, жириновские, макашовы…
В борьбе за власть группировки Потишного и Сергеева с Семёновым разлагали пикет, действуя по-разному, но заодно. Мужики всё видели, всё понимали, но поделать ничего не могли, – не могли организоваться.
А чего стоил едкий туман мата, похабщины, постоянно клубившийся над Горбатым мостом? Он выплескивался и на Москву во время “работы” (стучания касками о брусчатку моста). Это всегда сопровождалось речёвками, вот одна из них, может быть самая безобидная: “Воркута, Урал, Кузбасс знают: Ельцин – пидара-а-а-с!!” Зачин шёл через мегафон, а последним словом разражались сотни ревущих глоток на мосту. А перед нами москвичи, гости столицы, журналисты, иностранцы.
Но “Зияющей вершиной” уродства Горбатого моста был ядовитый, цветущий махровым цветом национализм. Честное слово, не будь мы там, не живя в этом черносотенном угаре, ни за что бы не поверили, что такое возможно в рабочей среде. Регулярно посещавший пикет Макашов именно здесь впервые публично озвучил свои жидофобские идеи и имел у шахтёров восторженный приём. Кто знает, не это ли подтолкнуло генерал-фельдфебеля к выходу на всероссийскую арену? Компанию Макашову составляли не менее колоритные фигуры: внучок Сталина Евг. Джугашвили, злобный хорёк Анпилов, компатриоты, фашиствующие дебилы... Один из наших близких друзей (шахтёр, – кто, называть не станем, – это может дорого ему обойтись) ближе к концу срока, в сердцах, сказал: “Если и начинать революцию, – я начал бы её с пикета: половину из автомата порезал!”.
Для нас дело осложнялось тем, что шахтёры крайне ревниво допускают в свою среду кого-либо со стороны. Если ты не шахтёр, то всякое несогласие или собственное мнение воспринимается недружественно, а то и враждебно. Эта шахтёрская кастовость мешала нам. В лоб горняков было не взять. Так, ведя с первых дней агитацию за Всероссийский стачком, мы лишь через два месяца окончательно водрузили над пикетом лозунг: “Вся власть стачкомам!” Имея перед собой пример собственных Рабочих комитетов (стачкомов), которые, начиная с 1989-го года не однажды, разными составами, сгнили (почему, см. второй файл) у них на глазах, шахтёры к созданию ВСК относились без особого энтузиазма. Наевшись этой каши, они ударились в профсоюзы. Но, видя, что и эти гниют ничуть не хуже первых, большинство шахтёров всё-таки признало необходимость создания Стачкома России как общего организующего центра забастовочной борьбы. Будущего штаба революции.
Под напором рядовых пикетчиков Всероссийский стачком был создан, Председателем избран Семёнов, заместителями – Исаев и Потишный. Казалось бы, радоваться надо.
Но мы понимали, что этот, только ещё рождающийся, легендарный, если смотреть со стороны, ВСК должен будет тихо скончаться с уходом пикета с Моста, оставив о себе память как о верном ориентире в борьбе за рабочую (истинно Советскую!) власть. Сегодня, как и в начале XX-го века, забастовочные, стачечные комитеты есть начало, фундамент новых Советов, подлинно рабочей власти, а значит, и социализма, или, как мы говорим теперь, – пролетаризма.
ВСК был создан 26-го августа, впереди оставалось ещё больше месяца работы. И мы работали. Но наступило 5-ое октября. Исполком НПГ принимает решение о снятии пикета.
Это было предательство неприкрытое, вероломное! Весь вечер и ночь пикет гудел как улей. Некоторые из мужиков плакали. А мы подняли над Мостом лозунг: Да здравствует революция!, ещё вчера отвергавшийся как экстремистский, провокационный. Откровенное предательство двинуло классовое сознание рабочих вперёд рывком. В этот вечер Сергеев с Семёновым уже выслушали всё, что о них думают. Полтора десятка шахтёров плюс Самара наотрез отказались сниматься. С нами были и наши замечательные москвичи, бескорыстные самоотверженные люди – искреннее им спасибо!
В ночь с 12-го на 13-ое октября пикет был ликвидирован ОМОНом, который, надо сказать, действовал вполне корректно.
Так в целом выглядел шахтёрский пикет 1998 года на Горбатом мосту в Москве. Да, он не явился истинной колыбелью Всероссийского стачкома, но всё-таки сыграл свою положительную роль. Так с Горбатого моста достаточно отчётливо впервые прозвучали революционные лозунги и идеи. Благодаря пикету, завязались прочные связи с рабочими организациями и лидерами по всей стране. Сегодня, при отсутствии общего организующего центра, личные контакты рабочих вожаков чрезвычайно важны, а на Горбатом мосту в полном смысле побратались Самара, Воркута, Ростов, Урал, Москва, Кузбасс, Челябинск, Ярославль... Говоря так, мы видим перед собой беззаветных борцов за рабочее дело, за каждым, из которых как бастионы стоят шахты, заводы, города. Взаимопонимание у нас полнейшее, причём Самара для всех во многом стала примером, признанным авторитетом. И что для нас крайне важно, мы вновь, уже в массовом масштабе убедились, что идеи “Второго коммунистического манифеста” воспринимаются рабочими как верные, как свои, если с разъяснением, с опорой на жизнь доносить их.
Горбатый мост уверенно вывел нас и на столицу. Конечно, лужковская Москва в рабочих делах непомерно тяжела, и революции сегодня, в отличие от прежних времён, начинаются с периферии, но окончательно всё будет решаться всё-таки здесь. У нас же теперь в Москве есть точки опоры: ЗИЛ, 1-ГПЗ, Микомс и десятки активных людей из различных предприятий и организаций. Кроме того, журналисты из всех СМИ буквально влюбились в самарцев как в нормальных, не перекошенных мужиков. Достаточно сказать, что нам дважды предоставляло прямой эфир популярное в московском регионе радио "Свободная Россия", плюс публикации в прессе, правдивые картинки по "ящику".
А московская милиция? Во время совместных ночных дежурств по охране лагеря мы пили с ними чай и нужные разговоры разговаривали. Со многими от рядовых и сержантов до полковников сдружились. Мы всем вручали наши самарские листовки: “ОМОНовцы, милиция!”, “К гражданам Самары!”. Ребята забирали их с собой для товарищей, становились серьёзнее, откровеннее... Эти листовки (см. ниже) сыграли важную разъясняющую роль о борьбе рабочих, в частности, рабочих завода им. Масленникова (ЗиМа), – крупного военного завода Самары. Во время мощной стачки зимой 98-го года, глубоко повлиявшей на жизнь миллионного города, листовки широко распространялись среди населения. Из разговоров, кстати, узнали, что у московской милиции на Исаева с марта 98-го года, то есть с момента, когда мы разбудили спящую Самару малой рельсовой войной, имеется “ориентировка”. То, что у московских силовиков имеется досье на Исаева, говорит, что власти, хозяева организуются против рабочих гораздо быстрее, чем мы сами. Вот с кого бы брать пример!
В провале пикета не вина, а беда рабочих. Дезорганизованность, разобщённость, отсутствие истинных целей борьбы парализуют волю, сознание рабочих. Почему, не успев по-настоящему родиться, заживо гниют рабочие комитеты, профсоюзы, стачкомы? Пролетариату нужна, совершенно необходима своя им рождённая, ему служащая, партия. Партия Диктатуры Пролетариата. То есть не рвущаяся к власти сама, а делающая всё, чтобы истинными хозяевами жизни во всём были объединённые, организованные рабочие – в цехе, заводе, городе и стране!
Та же история показала, что без интеллигенции рабочие создать такую партию не могут. К чести последней, в её рядах всегда находились те, кто в силу своего (истинно высокого!) интеллекта осознано шли на службу рабочему классу.
Так было…. Но не в нынешние времена. Сегодня наша “светлейшая” не способна ни на что. Мы, рабочие, должны и можем рассчитывать только на себя!
Г. Исаев, В. Котельников февраль 1999 г.
Copyright © Забастовки. Революция. Новости, политика. Партия Диктатуры Пролетариата. Все права защищены.
