Алексей Борисович Разлацкий. Для многих из близкого круга – просто Борисыч. Я не собираюсь идеализировать его портрет. Просто буду писать как было, ибо считаю, что принимать или отвергать человека надо безраздельно - со всеми его недостатками и достоинствами. Все мы неидеальны.

«Марксисты марксиста упекли!»

Многих его появление на зоне удивило. Да, марксисты сидели и раньше, сидят и сейчас, но это были разные неортодоксы, или, как их окрестили бы их вначале 20-го века, оппортунисты и ревизионисты. А тут, на взгляд многих, ортодокс, да еще почитающий Маркса, Ленина, Сталина и Мао Цзедуна. Конечно, возникало недоумение: за что посадили? У некоторых перемешанное со злорадством – вот, мол, марксисты марксиста упекли! И, конечно же, у многих сразу же родился отрицательный настрой в отношении Борисыча. У некоторых он сохранился до конца, так как они не смогли преодолеть идеологический барьер и идеологические разногласия переносили на личность. Но таких осталось немного, так как открытость, честность, доброжелательность и принципиальность Алексея Борисовича по многим вопросам заставляли многих переменить отношение к нему. Хорошие отношения вскоре возникли у него даже с теми, кто марксизм и на дух не выносил. В этом несомненная заслуга Алексея Борисовича, который, столкнувшись на маленьком пятачке зоны с людьми разных политических воззрений, старался понять этих людей, узнать для себя новое и вести аргументированные споры, иногда корректируя свои взгляды с учетом вновь открывшихся для него фактов. Надо отметить, что к концу срока он стал более демократичен в своих воззрениях.

Руки цвета табака

Появившись на зоне, Борисыч первым делом достал приговор и предложил всем с ним ознакомиться. Надо сказать, что приговор, по сравнению с другими, оказался довольно объемным. И – что бросилось в глаза всем – сигареты Борисыч курил одну за другой. Потом они сменились самокрутками с махоркой. Он дела их огромных размеров, и также курил одну за другой. Так что Борисыч был постоянно насквозь пропитан запахом махорки, и пальцы рук были окрашены в цвет табака. Стоило с ним постоять и поспорить некоторое время, как этим запахом пропитывался ты сам. Впрочем, надо отметить, что на некоторое время он бросал курить. Это было вызвано финансовыми трудностями. Он решил: чем себя ограничивать в курении и не накуриваться от души, лучше совсем бросить курить. Хотя сразу предполагал, что это временно. Он считал, что доводы о вреде курения неубедительны, и еще неизвестно, отчего люди мрут. Курение, по его мнению, стимулирует умственную деятельность и работоспособность. И даже появившийся у него тромб, который, к счастью, успешно рассосался, не заставил его переменить свои взгляды на курение.

Борьба за усы

Свою принципиальность он начал проявлять сразу с отстаивания права носить усы. Война с администрацией шла вначале с переменным успехом, но в конечном итоге победу одержал Борисыч! Когда дело шло на принцип, он мог впасть в ярость, в начале я не предполагал, что он может так меняться.
Как-то при этапировании на профилактику в Саранск, нам пришлось заночевать на Потьминской пересылке. Во все камеры развезли ужин, а вот нашу камеру обошли. Мы постучали и стали выяснять, почему нам не дали пищу. Нам ответили, что на этап нам должны были выдать сухой паек. Но нам никогда его при отправке до Саранска не выдавали, о чем мы и сообщили. Ужином, однако, нас потчевать наотрез отказались. Продукты у нас с собой были, мы решили перекусить, не затевая скандал. Но Борисыч принялся барабанить в дверь и требовать ужин. Подходили одни начальники, другие, с каждым разом Борисыч все больше распалялся и свирепел. Мы его отговаривали: все равно, мол, ничего не добьешься – бог с ними. Но он достучался до того, что пришел начальник тюрьмы и распорядился приготовить нам ужин! Ужин нам сварили отдельно. Четно говоря, эту бурду мы, попробовав, вылили, тем более что уже до этого перекусили своими продуктами. Но Борисыч был доволен и блаженно покуривал, а точнее, окуривал нас - большинство в этом этапе были некурящие.

Не игнорировать агентуру!

Администрация и чекисты относились к нему довольно снисходительно – все же какой никакой, а марксист. Поэтому очень часто в делегацию на переговоры с администрацией включали и его. С чекистами он беседовал подолгу, стараясь доходчиво донести свои идеи. Борисыч исписал не одну тетрадь, излагая свои взгляды, для этого ему даже выделили комнату. Тетради, очевидно, так и останутся в архивах КГБ. Вообще он старался, чтобы его взгляды и мысли доходили до ушей КГБ без искажений. Для этого он поддерживал хорошие отношения с двумя осведомителями и иногда часами втолковывал и разъяснял им тот или иной вопрос, чтобы они без передержек потом описали это в своих доносах. В принципе на зоне, если быть внимательным и анализировать, вычислить агентуру КГБ и администрации несложно. А внимания и умения анализировать Борисычу было не занимать. И это было правильное решение Борисыча - не игнорировать эту агентуру, а с наиболее умными ее представителями поддерживать хорошие отношения. Большинство же людей на зоне стараются держаться подальше от людей, на которых падает подозрение в сотрудничестве с органами. В результате те, отрабатывая свой хлеб, все равно на многих пишут кляузы и, не обладая достаточной информацией, фантазируют и передергивают факты. Иногда это выходит некоторым боком. Поэтому вычислить, что интересует КГБ, и преподать им информацию о себе так, как ты считаешь нужным, через их агентов – это искусство, требующее ума. Своего рода интеллектуальная игра-дуэль.

Сверхсущество

Любя поэзию и сам когда–то сочиняя стихи, Борисыч на зоне упорно не желал читать что-либо из своих творений. Хотя мне было очень любопытно ознакомиться с его творчеством. Один всего раз я услышал из его уст маленький отрывок. Это было в камере СИЗО КГБ в Саранске. На тумбочке валялся «Огонек», раскрытый на странице с разными фотографиями. Борисыч подошел, посмотрел на фотографии и, указывая на фото с изображениями природы и животных сказал: «Не понимаю, не трогает». Вот это понимаю, вдохновляет, и при этом указал на фото какого-то завода, признавшись, что он чисто городской по духу. И тогда из его уст я впервые услышал отрывок из его стихотворения про городские дворы.
О поэзии мы беседовали часто. Он обнаруживал довольно глубокие знания и понимание в этой области. Кое-чем мы взаимно обогатили друг друга. Также были интересные беседы, которые касались проблем перевода.
В этой Саранской камере у нас не раз разгорались жаркие споры. Чаще Борисыч спорил с Маниловичем, нас сидело трое. Свой спор они подкрепляли сигаретами, так что в камере стоял туман из табачного дыма. Я иногда подливал масло в огонь спора. Из этих споров удалось выяснить, с большим, правда, трудом, что Борисыч, оказывается, верит в высшее существо, но не в Бога в традиционном смысле, а в то, что есть какая-то сверхъестественная сила, сверхсущество, пока не познанное. При этом он заведомо полагал, что оно тоже материально, связано с материей. Что-то вроде мыслящей материи у советского философа Ильинкова.
Во всякие сверхъестественные явления он особо не верил и относился к ним с иронией. Но 31 июля 1985 года я после подъема сказал Борисычу: «Ну что, можно заваривать чай, у меня родился племянник сегодня!» И рассказал ему сон: будто я иду по Москве с братом, и он говорит мне, что сегодня утром у него родился сын. Все это мы обернули в шутку. Но каково было наше общее удивление, когда вскоре я получил письмо, где сообщалось, что 31 июля утром у меня действительно родился племянник! Это случай заставил Борисыча задуматься и уже с интересом относиться к разного рода непонятным явлениям. Правда, материальную природу этих явлений он не ставил под сомнение.

Не в одном лагере

С Борисычем я беседовал, спорил, обсуждал очень и очень многое. Какие темы мы только ни затрагивали! Я вообще стараюсь понять и изучить людей, с которыми меня сводит судьба. Их психология, их мировоззрение и миропонимание всегда меня сильно интересовали. Вот почему, когда я впервые сошелся с Алексеем Борисовичем, то вначале стал разговаривать с ним на языке марксистов. В силу своей деятельности я был теоретически неплохо подкован и знаком со многими работами Ленина и Маркса. Правда, оказалось, что Борисыч со многими работами знаком не был. Он говорил, что он не марксистовед и что для понимания сути марксизма–ленинизма достаточно изучить несколько основных работ, а главное – овладение диалектикой. Мне очень скоро удалось вникнуть в его взгляды. Мы обсуждали многие проблемы. Я подсказал ему ряд идей и указал на некоторые проблемные стороны. И он очень жалел, что я не разделяю марксистских убеждений и не нахожусь в одном лагере с ним. Много раз он пытался перетащить меня на свою сторону. Я очень ценил его высокое мнение обо мне, ибо немногих среди сидевших он выделял за умственные способности.
Не буду скрывать – некоторые его суждения у меня вызывали негативную реакцию. Я это от него не скрывал. Впрочем, наши разногласия никогда не мешали быть нам друзьями. Как-то зашел разговор об отношении к умершим. Борисыч сказал, что на кладбище надо ходить только раз – в день похорон. Я возразил, что культура народов во многом связана с культом умерших предков и во многом делает человека человеком. В разговоре я упомянул, что у меня был приятель, которому предложили после смерти матери продать ее тело больнице, так как у нее обнаружили интересное для науки явление - лишнее ребро. Он, конечно же, отказался. Борисыч уверенно возразил - тело после смерти уже вещь, он бы его продал. Хорошо, продолжил я спор, а если бы вдруг обнаружилось, что из тела человека можно извлекать какой-нибудь сверхценный материал, то он бы распорядился после смерти все тела пускать в переработку? Борисыч утвердительно кивнул.
Этот практицизм в нем многим не нравился. Некоторые крайности в нем, я думаю, были от недостаточного знакомства с другими философскими направлениями и культурой. Но надо отдать ему должное: он пытался интересоваться и осмысливать взгляды других.
Хотя к религии он относился подчас с насмешкой, но в праздновании церковных праздников принимал участие. И, не принимая религию, старался все же узнать что к чему.

На первом плане - личность

Он занашивал телогрейку и костюм, пока они не замаслятся и не начнут блестеть от грязи. На это он обращал мало внимания. После еды обязательно пил кипяток. Очень любил потеть и, даже когда было довольно жарко, одевался тепло.
Борисыч оказался заядлым игроком и часами с азартом играл в «чертей» и домино.
Что касалось интересов зоны, то он участвовал во всех баталиях с администрацией, принимая участие и в забастовках. Голодовки и забастовки за отвлеченные идеи он не поддерживал. Но когда дело касалось практических, насущных интересов, он был одним из первых в рядах борцов. Если эти интересы вдобавок еще и касались его самого, то упрямства ему было не занимать.
Честность и порядочность во взаимоотношениях с окружающими вызывали к нему чувство уважения и заставляли многих пересматривать свое отношение к нему. На первом плане все же была личность, отодвигавшая в сторону марксизм, который многие не переваривали. Вот почему когда его не стало, многие, знавшие его, выразили свое сожаление и вспоминали его хорошим словом.

Наследие

Борисыч как-то рассказывал мне, что он и двое его друзей в молодости подали заявления на вступление в партию. Один из них не скрывал, что желает вступить в партию ради карьеры. Борисыч и другой друг шли туда из-за убеждений. В итоге карьериста приняли, а им отказали. При этих воспоминаниях в его словах проскальзывала горькая нотка. Очевидно, это было одной из причин того, что Алексей Борисович встал на путь марксизма, решив доказать, что истинный марксист - он, а не те, которые заполнили партию ради карьеры.
В нем было непреодолимое желание состояться в этой жизни как личность, утвердить свои взгляды и свое Я. «Марксизм я выстрадал, - говорил он. - Это вся моя жизнь, и отказаться от этого я уже не могу. Да и возраст уже не позволяет искать что-то новое». Вся жизнь его была направлена на осмысление марксизма, анализ действительности и выработку своего взгляда.
Когда началась Горбачевщина, многих охватила эйфория от ожидания бурных перемен. Борисыч отнесся к переменам выжидающе настороженно. А после выхода указа «О борьбе с пьянством» Борисыч, выйдя на крыльцо и скручивая очередную самокрутку, сказал о Горбачеве: «Ну и дурак. Я думал, он умнее». Впрочем, всем известно, каким боком этот указ всем вышел. Только инициатор остался в стороне и отмалчивается.
Сталина он оправдывал, считая что Хрушев оклеветал его специально. Во многое из того, что говорили про Сталина, он не верил.
Интересно, изменились ли его взгляды на Сталина и Горбачева со временем?
Жаль что мысли и взгляды Алексея Борисовича не систематизированы и не вышли в свет. Но я полагаю, что многое из его наследия не пропадет даром. Обидно, что уйдя из жизни столь рано, он не успел многого сделать. Смерть очень часто забирает лучших. Мир праху его.

Михаил Прокопов
9/04-90г. Г. Москва

Copyright © Забастовки. Революция. Новости, политика. Партия Диктатуры Пролетариата. Все права защищены.

Опубликовано на: 2008-08-19 (6780 Прочтено)